— Мой брат, Анасточка, нарисовал тебе безрадостную картину. Такова его задача, и он добросовестно выполняет её. В твоём взгляде читается вопрос, есть ли программа и у меня? Она есть, и я тоже хочу призвать тебя принять участие в моей программе.
— Чего же хочет ваша программа?
— Попробовать понять Создателя великое творенье — человека. Понять величие свершений Его будущих.
— Но разве на Земле ещё не всё сотворено? — удивилась Анаста.
— Дело в том, Анасточка... Ты видишь распустившийся перед тобой прекрасный цветок. Каждое растение или животное совершенно само по себе, но все они ещё и взаимосвязаны между собой. Казалось, Создатель сотворил чудесный, гармоничный и совершенный земной мир. Но это не означает, что мир этот не может быть усовершенствован.
Творенья Создателя можно рассматривать лишь как заготовки материала для более совершенного творения — создания не виданной ранее и не представляемой ещё никем прекрасной и совершенной формы жизни.
— Но кто может быть совершеннее самого совершенства? — изумилась Анаста.
— Производное от него — сын и дочь Великого родителя. Например, ты, Анасточка.
— Я? Но мне даже в представлениях не видится, как можно изменить уже созданное. Мне, например, совсем не хочется хоть на чуть-чуть изменить распустившийся в моём цветнике цветок. Я даже думаю, его ни в коем случае нельзя менять, чтобы не испортить совершенства. И зачем менять Котёнка? А как можно усовершенствовать, например, мамонта Дана? Изменить его хобот, уши? Как изменить? Зачем?
— Но ты ведь изменила мамонта Дана, Анасточка.
— Нет, я его никогда не изменяла, — удивлённо возразила она.
— Внешне, да, не меняла, но твой мамонт Дан выполняет гораздо больше человеческих поручений, чем все другие мамонты, когда-либо жившие на Земле, и понимание Даном порученного ему качественно иное. Ты сразу поймёшь это, сравнив его с остальными, похожими с виду вашими мамонтами.
— Да, теперь понимаю. По-моему, он умнее всех других. Просто раньше я об этом как-то не задумывалась.
— Вот видишь, значение имеют не только внешние формы, строение тела. Содержание и предназначение важнее. А содержание и предназначение для Дана сотворила и определила именно ты. И стал мамонт Дан, внешне не отличающийся от других мамонтов, сотворённых великим Создателем, всё же другим. Теперь он — совместное, Создателя и твоё, творение. И чьё больше — неизвестно. Ведь мамонт Дан изменён не только в способности выполнения большего числа команд, необходимых в быту человеческом. Он стал более смышлёным, преданным и чутким. Вспомни, однажды ты уснула на сухой траве под высоким-высоким деревом, а когда проснулась, увидела неподвижно стоящего над тобой мамонта Дана. Ты рассердилась: от него шёл какой-то очень неприятный запах, будто он выпачкался в чём-то непотребном и нарочно пришёл, чтобы этим неприятный запахом прервать твой сон. Ты встала и пошла к дому по мокрой траве, а перед тем недовольно сказала мамонту Дану: «Вечно ты, Дан, отбиваешься от стаи, уже и приходить самовольно стал, даже когда тебя не зовут. Иди на своё пастбище, к братьям своим».
Ты ушла босыми ножками по мокрой траве, ни разу не оглянувшись. Ты помнишь, Анасточка, что мокрой была трава?
— Да.
— А знаешь, почему от мамонта Дана так неприятно пахло?
— Нет.
— Когда ты уснула, началась гроза. Не только людям, но и животным известно, что молнии чаще всего попадают в высокие деревья. Дан видел, как ты засыпала, и когда началась гроза, он встревожился и пришёл из стаи к тебе. Он не стал будить тебя, а просто встал над тобою, закрыв от дождя. В дерево, под которым ты спала, ударила молния. Один сук загорелся и стал падать. Он упал бы на тебя, но мамонт Дан успел хоботом отбросить его. Потом загорелся второй сук, Дан отбросил и его, но огонь успел обжечь мамонту шерсть на голове, и она стала тлеть, издавая неприятный запах. Нестерпимо болело обожжённое место, но Дан неподвижно стоял над тобой, спящей. Когда же ты уходила, упрекнув его в назойливости, он даже обидеться не смог и о боли забыл. Он радовался, что ты не пострадала, и потом, залечивая ожог, думал о тебе с нежностью.
Анаста вскочила, побежала к стоящему поодаль мамонту. Он закивал радостно головой. Анаста ухватила его за кончик хобота, похлопала по нему ручкой, прижалась щекой, потом поцеловала. Мамонт замер. Он так и остался стоять неподвижно с зажмуренными глазами, даже когда девочка отошла от него и вернулась к светловолосому юноше.
— Я поняла, — сказала Анаста Светловолосому. — Мамонт Дан переделан. Может быть, само так получилось, может, я ему чем-то помогла. Он отличается от просто созданных Творцом мамонтов.
Значит, человеку дано такое право — переделывать?
— Дано, — ответил Светловолосый. — Подумай теперь, в соответствии с какой программой?
— В соответствии с хорошей.
— Так определи её. Выбери, создай.
— Значит, Тот, Кто создал всё на Земле, не создал никакой программы, по которой должен жить человек?
— Я думаю, Он предоставил человеку множество вариантов на выбор, но Сам мечтал лишь об одном.
— О чём?
— Ответ только человек найти может.
— А где его искать?
— В себе. Мысленно представляя, просчитывая, сравнивая разные варианты устройства жизни на Земле.
— Значит, люди живут на Земле, но не знают ничего о программе Создателя?
— Людям дано великое знание биологических возможностей развития, но у людей есть разные свободы, в том числе и свобода заменить биологические возможности технократическими. Им решать, использовать ли внутренние, глубинные возможности, например, живого дерева, которое растёт, ощущает биологические ритмы и, приспосабливаясь к ним, регулирует своё состояние, в зависимости от окружающих условий, или использовать внешние, поверхностные возможности мёртвого дерева. Люди, вставшие на технократический путь развития, используют поверхностные возможности — изготовляют из дерева какие-то орудия, применяют в качестве топлива или строительного материала.
Люди всегда выбирают почему-то технократический путь. А он неизбежно приводит их к катастрофе. Так уже не раз случалось. Все планетарные катастрофы ведь мыслями людскими сотворяются. Мыслями, за которыми следуют деяния.
— Но ледник, который заставил мой род покинуть свой дом, никто из людей не сотворял.
— Твой род, Анасточка, уже встал на технократический путь. И, согласно программе жизни, ледник его настигнет и погубит. Но возродится жизнь. Появится новая надежда на человеческий разум. Если ледник кто-то остановит, а это может сделать только человек, твой род будет жить в технократическом мире. И рано или поздно технократический путь всё равно приведёт его к катастрофе. Правда, есть вероятность, что человек, нашедший способ остановить ледник, а значит предотвративший одну катастрофу, сможет предотвратить и последующую. Сможет незадолго до очередной катастрофы озарить души людей пониманием ошибочности их выбора и предотвратит её. Тогда человечество может избрать новый путь, постепенно и осторожно демонтируя смертоносные свои изобретения. Но озарить души людей технократического мира тяжело.
В период технократической жизни люди перестают быть разумными существами. Необходимо не к разуму их обратиться — к чувствам — и через чувства сообщить им суть Божественной программы, для этого — почувствовать, познать её необходимо самому.
— А разве тобой она не познана?
— Окончательно нет, думаю её познание вообще нельзя завершить, как завершается познание программ моего брата, её познание нельзя завершить... Завершение — это остановленное движение. К тому же я не вижу предела в совершенствовании, например, твоего мамонта.
— А других зверей?
— И других тоже. Ты же знаешь, Анасточка, потомство всех животных перенимает повадки, навыки своих родителей. Значит, каждое новое поколение будет чуть совершеннее предыдущего, и если человек правильно определит предназначение всех тварей, если каждое последующее поколение продолжит совершенствовать вокруг себя животный мир, который освободит человека от всех бытовых забот, — тем самым освободится мысль человеческая для более важных свершений.
— Наверное, так оно и может получиться, если про зверей говорить. Но вот цветок я никогда не захотела бы совершенствовать — он очень-очень совершенен.
— Я тоже так думаю, Анасточка. И всё же твой прекрасный цветок — лишь краска, предоставленная Создателем своей дочери для её будущих творений.
— Почему краска? Цветок ведь живой.
— Да, конечно, он живой и самодостаточный, и в то же время он может быть всего лишь маленькой частичкой великой по красоте живой картины.
Взгляни на свой цветник, самым красивым в нём выглядит твой любимый цветок. Но если ты посадишь на ней ещё два или три таких же цветка, вид цветника изменится. Потом ты можешь посадить другие, не похожие на эти, но тоже красивые цветы, и вид цветника снова изменится.
Потом ты можешь разные цветки располагать в разной последовательности, совершенствуя живую картину. Пределу совершенства нет. Движение к нему соответствует программе Создателя.
— Значит, человек создан для того, чтобы всё вокруг себя делать красивее и красивее? Чтобы совершенствовать подаренный ему Создателем мир? В этом главное предназначение человека?
— Творить чудные живые картины, познавать и совершенствовать животный мир — это, конечно, важное предназначение человека. Но главное мне видится в другом.
— В чём?
— Человек, совершенствующий Божественное мироустройство, непременно будет сам становиться всё более совершенным, и предела этому явлению не видно. Великие возможности откроются пред ним.
— А почему он будет совершеннее? Человека ведь при этом никто обучать не будет.
— Ты, Анасточка, сотворила красивый цветник, и твой опыт помог тебе понять, как это делается. На следующий год ты постараешься сделать своё творение ещё лучше. И сделаешь, используя предыдущий опыт и чувства. Значит, сотворив первый раз, ты приобрела опыт, знания, ощущения, позволяющие тебе создать более совершенное. А это значит, что само твоё творчество тебя обучает.
Творчество в Божественной живой природе совершенствует творца.
Конца не видно и вершин, есть бесконечность в творчестве таком великом.
— Мне очень хочется жить в таком чудесном мире, где всё может бесконечно совершенствоваться, где творец будет совершенствовать свои творения, а творения будут совершенствовать своего творца. Хочу, чтоб жили в этом мире мои папа и мама, мои братья и дедушка Вуд и весь наш род, — улыбнулась Анаста и глаза её засияли. — Нужно остановить ледник. Как это сделать? Как?
— Человеческая мысль — сильнейшая энергия Вселенной, её возможностям предела нет. Важно научиться ею правильно пользоваться. Но как, с помощью чего это сделать, неведомо. Лишь человеку это открытие великое под силу сделать.
— Наверное, моя мысль совсем ещё маленькая и не сильная, — грустно вздохнула Анаста. — Я хочу, чтобы ледник остановился, но он всё приближается, и с каждым днём всё холоднее становится. Значит, маленькая мысль моя.
Если бы мамонт Дан умел мыслить про ледник... Голова у него большая, значит, и мысль в нём может большой и сильной быть.
Анаста подбежала к мамонту и, шлепнув ладошкой по протянутому ей навстречу хоботу, взволнованно произнесла:
— Ты такой большой, Дан, и у тебя большая голова. Значит, большая мысль в ней может быть заключена.
Помысли своею мыслью, Дан, останови ледник. А то ты всё только слушаешь, да слушаешь. Сходи, Дан, хотя бы на пастбище, пищи всё меньше для тебя становится.
Мамонт Дан кончиком хобота погладил девочку по щеке, по волосам, медленно развернулся и стал удаляться. Кот по кличке Котёнок разбежался, прыгнул мамонту на ногу и, цепляясь за шерсть, вскарабкался ему на спину.
— Тебе, Анасточка, и твоим питомцам пора покинуть это место, — обратился светловолосый юноша к девочке, — за той горой уже стоит лёд. Это ещё не основной ледник, но и он может сдвинуть гору, закрывающую долину, снести сады и дома, в которых жил твой род. И от него с каждым днём понижается температура. Основной ледник будет напирать на этот лёд, и гора медленно начнёт сдвигаться. Это произойдёт через несколько дней.
— Я не покину это место. Я должна увидеть его, этот лёд, и понять, зачем он надвигается на нашу Землю. Я должна придумать, как остановить ледник. Завтра утром я взойду на гору и увижу его.
— Удачливых и точных мыслей тебе, Анасточка, — поклонился девочке, прощаясь с ней, светловолосый юноша и обратился к брату своему: — Пойдём, мой брат, от взора девочки, не будем ей мешать, быть может, и удастся ей познать, как научится мыслью управлять.
— Пойдём, пойдём. Ты главная помеха среди нас. Расфилософствовался тут, разговорился.
— Ой, подождите, пожалуйста, подождите, — встрепенулась вдруг Анаста, — вы рассказали каждый о своей программе. А у меня программа, значит, тоже быть должна, но я о ней не думала ни разу. Быть может, нет её во мне?
— Мы, девочка, уходим прочь от взора твоего. Ты побыстрее думай, не ленись. Совсем немного времени осталось у тебя, всего лишь два восхода солнца, — сказал Темноволосый, не ответив на вопрос.
И юноши ушли.
КТО УПРАВЛЯЕТ НАШИМИ МЫСЛЯМИ
Анаста осталась совсем одна. Она медленно пошла по пожухлой траве долины, где совсем недавно жил её род, и в наступившей абсолютной тишине понять пыталась, как можно собственною мыслью управлять.
«Если мысль есть самая сильная энергия, — размышляла девочка, — то что же может ею — самой сильной — управлять? Если эта энергия-мысль есть во мне, то что во мне её сильнее может быть? И почему старейшины мудрейшие на сборах учили нас всему, но ничего не рассказали о том, как можно мыслью управлять. Быть может, и они об этом ничего не знают?
Энергия сильнейшая неуправляемою остаётся. То в одну сторону гулять пойдёт, а то в другую. Хоть и во мне она, и всё же не моя, раз я не управляю ей никак. И может кто-то поманить её к себе, и с ней играть, а раз во мне она, то и со мной играть в какую-то игру, но я об этом даже знать не буду».
Анаста старалась размышлять о силе мысли до самых сумерек. И когда спать легла, о ней усиленно старалась думать.