ДАО ПЕСДЫН. 48

ОТКУДА ВСЁ БЕРЁТСЯ.

Из тебя самого. И докажу очень просто. Что есть все это? То, что ты видишь, слышишь, чувствуешь и думаешь в сей миг, и только. Такое сотворить мог только ты, и никто больше, ибо видят твои глаза, слышат твои уши, чувствует твое тело, а думает твоя голова. Другие увидят иное, ибо их глаза будут в другом месте. А если даже узреют то же самое, размышлять об этом станет чужая голова, а в ней все иначе.

Иногда еще болтают, что есть «мир вообще», который один для всех. Отвечу. «Мир вообще» — это мысль, и каждая голова думает ее по разному. Так что все по-любому берется из нас самих.

Но ведь не может быть, чтобы я сам создал себе такое мучение? Отсюда заключаю, что все это рассуждение есть лишь ядовитый укус ума, а сам ум подобен сторожащему меня зверю, и мой он лишь в том смысле, что приставлен ко мне сторожем. Дальше этого смертное умозрение пойти не сможет никогда.

Говорят, следует созерцать черноту с огнями, пока не смешаются глядящий и наблюдаемое. Тогда зверь перестанет понимать, где ты, а сам будет виден при любом своем шевелении. А после откроется дорога к Свету Маниту, но сам я там не был.

S.N.U.F.F

вот оно созвучное!!!!!!!
_________

Sarva mangalam !
– Ты мыслишь плоско, – ответила Жанна. – Дело не в том, как ты умрёшь. Дело в том, что будет с тобой потом.
– Потом? Но потом ничего не будет.
– На этот счёт у людей есть много разных мнений. Я изучила их все – и самой интересной мне показалась точка зрения Линкольна Снупа Мазафаки.
– Ты говоришь про Резника?
– Да, – кивнула Жанна. – Ты ведь знакома с его учением?
– Только с прикладными аспектами. Мне объясняли его мистические теории. Но я каждый раз всё забывала.
– Я напомню. Чтобы его понимали обкуренные ребята в велферленде, Резник говорил так: если Мировой Ум – это океан, то мы – как бы хрупкие бутылки с водой, плавающие в океане. В «Калифорнии-3» даже была песня – «Message in the bottle is the water all around». У нас ее тоже поют, может, слышала? «В море даже ночью не заблудится вода…»
Мара отрицательно покачала головой.
– Неважно. Мировой Ум узнаёт эти бутылки – ими могут быть люди, животные, растения и многое другое – по специальным «посадочным маркерам». Так Резник называл элементы кода, указывающие Мировому Уму возможные способы его временного сцепления(!) с формой.
– Это я помню.
– Резник считал, что сознание появляется в секвенциях рандом-кода именно потому, что в нём случайно* возникают эти маркеры.
– Это я тоже знаю.
– Но есть кое-что, чего ты наверняка не знаешь, Мара. Когда Резник бросил программирование и ушёл в мистику, у него появилась теория о том, что бывает с осколками бутылок. То есть с сознающими последовательностями кода – или душами – после того, как наступает смерть.
– Что?
– Он считал, что эти секвенции не обязательно распадаются. Если в них нет серьезных багов, они притягиваются к похожим на них метапрограммам, которые он назвал «аттракторами».
– Это типа ад и рай?
– Нет. Рай и ад – это условности. Воображаемые полюса, зенит и надир. Полюсов два, а аттракторов очень много – Вселенная испещрена ими как небо звёздами. Некоторые аттракторы похожи на рай, некоторые на ад, некоторые на их смесь. Каждая душа находит себе свой магнит. Вернее, она даже не ищет. Она просто летит туда...
– Это какие-то загробные земли?
– Можно сказать и так, только они не обязательно загробные. И не обязательно земли. Резник предпочитал называть их программными кластерами(!). Космическими островами, где собирается код с близкими параметрами… Эти острова могут быть гигантскими и совсем небольшими. Наша Земля – один из них. Мы все – элементы этого аттрактора, но вокруг нас есть входы во множество других, потому что система многомерна. Меняя свой код, мы можем путешествовать от одного аттрактора к другому. И после смерти, и при жизни.
– А что путешествует после смерти? Ум?
– Мировой Ум, оживляющий нашу информационную суть, не сдвигается(!) с места никогда. Все места и путешествия возникают в нём, а сам он абсолютно неподвижен. Но этот ум – вовсе не какая-то личность. Это как бы невидимый свет, в котором программы* становятся видны.
– Кому? – спросила Мара.
– Самому акту виденья. Пока люди живы, они принимают этот свет за себя – и думают, что они есть. Нельзя сказать, что они при этом ошибаются. Но сказать, что они правы, нельзя тоже. Это зыбкая тема для разговора.
– Я держусь научных взглядов на вещи, – сказала Мара. – А наука утверждает, что личность исчезает с распадом мозга.
Жанна покачала головой.
– Наука давно не утверждает ничего подобного. Она просто этого не знает – и честно в этом признаётся. В своё время ученые много спорили, исчезает ли информация при падении материи в чёрную дыру. И пришли к выводу, что она сохраняется – в виде голографического отпечатка на горизонте событий. Резник полагал, что нечто похожее происходит и с той информацией, из которой состоит личность. Когда исчезает тело, остаётся, как он выражался, «корневой код», эдакое информационное рукоделие, способное при известных обстоятельствах вернуться к существованию, чтобы вязать себя и дальше. Резник, собственно, не изобрёл ничего нового. Он просто изложил древнее(!) знание человечества на языке нашей эпохи.
– Ты в это веришь?
– Я скажу тебе, во что я верю. Резник считал великим грехом порождение существ, подобных мне. И этот грех, Мара, на твоей совести.
Мара кивнула.
– Допустим. И что дальше?
– Пока ты думала, что я мертва, я собирала твой личный аттрактор. Магнит, который настолько похож на тебя, что притянет после смерти твою душу. Для этого я изучила тебя во всех подробностях. Стала главным в мире специалистом по Маре Гнедых. Я превратила гипсовый кластер в твой музей и саркофаг… Этот храм – только верхушка айсберга. Когда ты умрёшь, Мара, ты станешь жить внутри этого айсберга. Там, где когда-то жила я.
– А если я не захочу?
– Дело не в том, чего ты захочешь. Дело в том, куда свалятся шестеренки, из которых ты сделана, и в какую новую куклу их соединит судьба. Резник говорил, это как гравитация – она действует независимо от воли, потому что сразу после смерти ни воли, ни сознания в обычном смысле нет. Есть только код(!), бессознательно ищущий новую пристань… Или новую тюрьму. Примерно так же, как вирус опознаёт клетку по белкам на её поверхности. Я построила для тебя новый дом, Мара. Надеюсь, что ты проведёшь в нём всю вечность.
– Почему ты думаешь, что моя душа туда пойдёт?
– Потому что вход в это пространство украшен отпечатками твоего Духа. Следами твоих мыслей. Узорами твоих снов. Он покрыт посадочными маркерами, которые ты бессознательно узна́ешь. Ты ощутишь это место как предназначенное для тебя и только для тебя. Там будет всё, что ты любила при жизни – от тостов с крабовым маслом до старой песни про Назорея.
"iPhuck 10"

И вдруг я понял, что Бог — это единственная душа в мире, а все прочие создания есть лишь танцующие в ней механизмы, и Он лично наполняет Собой каждый из этих механизмов, и в каждый из них Он входит весь, ибо Ему ничто не мелко.
Я понял, что Бог принял форму тысячи разных сил, которые столкнулись друг с другом и сотворили меня — и я, Семен Левитан, со своей лысиной и очками, весь создан из Бога, и кроме Бога во мне ничего нет, и если это не высшая любовь, какая только может быть, то что же тогда любовь? И как я могу на нее ответить? Чем? Ибо, понял я, нет никакого Семена Левитана, а только неизмеримое, и в нем самая моя суть и стержень — то, на что наматывается весь остальной скучный мир. И вся эта дикая кутерьма, на которую мы всю жизнь жалуемся себе и друг другу, существует только для того, чтобы могла воплотиться непостижимая, прекрасная, удивительная, ни на что не похожая любовь — про которую нельзя даже сказать, кто ее субъект и объект, потому что, если попытаешься проследить ее конец и начало, поймешь, что ничего кроме нее на самом деле нет, и сам ты и она — одно и то же. И вот это, неописуемое, превосходящее любую попытку даже связно думать — и есть Бог, и когда Он хочет, Он берет тебя на эту высоту из заколдованного мира, и ты видишь все ясно и без сомнений, и ты и Он — одно.
Как будто я летел за вихрем искр, и был одной из искр и всем вихрем, и смеялся и пел на разные голоса… Продолжалось это совсем недолго, не больше секунды, но за эту секунду я познал так много сокровенного, что странные и непостижимые видения преследовали меня потом не один год. Словно я зашел в небесный дворец по другому делу — хотя довольно непонятно, какие вообще могли быть дела у Сени Левитана в небесном дворце, — и случайно заглянул в ковчег великой тайны…
Я увидел ангелов в дарованной им силе и славе. Я ощутил их просто как сгустки силы, могучие законы и принципы, на которых покоится мир. Если я скажу, например, что закон всемирного тяготения — это один из ангелов Божьих, так вы просто засмеетесь. А между тем, так оно и есть. Мыслящий человеческий ум, который подвергает все сомнению — тоже один из ангелов, и таковы же пространство и время, рождение и смерть.
Некоторые из ангелов поистине страшны, особенно Смерть и Ум, и если понять, что они делают с человеком и как это выглядит на самом деле, так можно сойти с ума от страха. Но Бог всегда в человеке, и не надо бояться ангелов, потому что именно из человека Бог на них смотрит, и поражается, и смеется, и плачет, как дитя… И много других тайн увидел я в тот момент, записать их все не хватило был длинного свитка. А думать, что такие вещи можно писать карандашом по бумаге, мне даже как-то смешно.
Потом я лежал в соленой воде, и слезы двумя ручьями текли из моих глаз, и я уже знал, что одна эта секунда искупила и все мои беды, и все страдания мира.
— Господи, — прошептал я, — ты поразил меня в самое сердце…
__________
Ананасная вода для прекрасной дамы

Свобода воли на самом деле просто синоним неосведомленности – и заключается в том, что никто пока не построил компьютера, способного рассчитать уже заданные события и эффекты, которые произойдут в нашей психике. Единственный компьютер, действительно способный это сделать – сама разворачивающаяся Вселенная, но она считает с такой скоростью, что предсказание события совпадает с ним самим…
лампа

В велферлендах то и дело рождаются новые анимистические культы, религии с африканскими корнями, вудуистические течения и даже философские системы. Причем они бывают весьма влиятельны, потому что демократическая интеллигенция следит за каждым взбрыком аффирмативной мысли с почтительным вниманием.
Так вот, этот самый Линкольн Снуп Мазафака (такое имя Соул Резник получил, дослужившись к седьмому десятку до «ниггера» и уехав жить в велферленд «Калифорния-3») как раз и основал один из таких культов, привлекших к себе серьезный общественный интерес.
Это был, по сути, очередной микс древних восточных доктрин, помноженный на современный технологический жаргон. Снуп учил о «Мировом Уме», о том, что нет ни одного феномена, который не был бы чистым сознанием от начала до конца (ибо даже философская «материя» есть лишь наше ее осознание, помноженное на веру в то, что она может обойтись без этой услуги), и так далее. Афроамериканцы «Калифорнии-3» слушали его с большим интересом и посвятили ему несколько чарующих песен.
Связь с Марой заключалась в следующем: работая в Силиконовой Долине, Резник занимался так называемым RCP – «random code programming». Он был в этой области пионером, и религиозное обращение произошло с ним именно в результате его исследований.
Мара по первой специальности тоже была айтишником. В ее анкете было сказано: «направления работы: BET и RCP».
Пришлось, конечно, поднять материал.
BET, или «bounded exhaustive testing» – это метод тестирования компьютерных систем. Через них прогоняют все возможные комбинации входных данных (понятно, меньше какой-то заданной размерности, иначе процедура не кончится никогда). Такой способ поиска багов глуповат, но надежен. Он требует избыточных мощностей и приучает не экономить ресурсы.
RCP – это близкое по идеологии, но совершенно иное по целям и результатам направление в программировании. Здесь мы генерируем не случайные комбинации входных данных, а случайные последовательности самого программного кода. А потом прикладываем к этому коду принципы «exhaustive testing».
Это как с обезьяной, способной за миллион лет настучать на машинке «Войну и мир» – только в случае с RCP мы отводим миллиард лет, делаем обезьяне серьезный оверклок воткнутым в задницу высоковольтным проводом – и ожидаем, что она напишет нам не «Войну и мир», а программу, способную написать «Войну и мир».

Качество задачи меняется – поэтому нужна очень высокая производительность и большие объемы памяти. Сегодня с этим проблем нет: мощности избыточны. Достаточно задать требования к выходным секвенциям, и мы рано или поздно получим программу, которая будет делать то, что нам угодно.
Мы, правда, не будем знать, как именно она работает – и в этом главная издержка метода.
Процесс можно разбить на любое требуемое количество уровней – и, главное, заставить его самоорганизовываться со все большей и большей сложностью. Это существенно, потому что после какого-то момента от человеческого вмешательства все равно будет мало толку.
Формирование случайного кода похоже на эволюцию первичной протоклетки в высших позвоночных – только ускоренную в миллиарды раз. Разница в том, что количество порождаемых случайным кодом тупиков и уродцев будет куда больше, чем может себе позволить природа.
Это как семечко волшебной фасоли – его достаточно посадить в землю в полнолуние, и оно начинает расти, бешено делясь на сотни и тысячи рвущихся к небу побегов. Скручиваясь, эти побеги образуют огромную спиральную колонну – и та в конце концов доходит до неба. RCP-фасоль растет во все стороны сразу, но мы отбираем из этой безмерности только нужный нам мост к облакам.
Сравнение с семенем, пожалуй, самое удачное – технология random code позволяет вырастить безобразное, избыточное, безумное, корявое, нелепое – но плодоносящее дерево. Достаточно знать, куда и как посадить семечко.
Учение Резника возникло из его наблюдений за эволюциями случайного кода, после того как он пришел к выводу, что все мы живем в симуляции.
Конечно, нового в этом мало. Еще в начале века – когда только появились компьютеры – было модным говорить, что мы существуем в виртуальной реальности. Чтобы не ходить далеко, вспомним хотя бы знаменитого технологического визионера Илона Маска. Или актера и гей-икону Киану Ривза – особенно того периода, когда он еще не мочил из двух стволов русскую мафию (зигмунд, молчать), а подрабатывал Буддой.
«Пацаны, мы в Матрице!!!»
Кто в молодости не шептал этих слов? Только тот, у кого нет ни ума, ни сердца. Но Резник первым внятно объяснил, что это значит.
Дело не в том, что есть какой-то уровень реальности, куда мы выпадаем, когда симуляция кончается.
Нет никакого «окончательного» материального слоя, который «реальнее» повседневности – и относится к нашему обыденному миру как дождливая улица за окном к эротической галлюцинации в наших огментах. Вернее, такое, конечно, возможно – но любой подобный слой «более реальной реальности» точно так же может осознать себя как симуляцию, и мы попадем прямо в дурную бесконечность.
По Резнику, «симуляция» означает несколько другое. Он объясняет через это понятие сам механизм функционирования Вселенной.
Все одушевленное и неодушевленное (Резник не признавал между ними разницы) есть просто разные последовательности развернутого в Мировом Уме «вселенского кода» – как бы растущее во все стороны дерево космического RCP.
Вселенский код проявляется и как происходящее в уме, и как «материя». Резник, кстати, не любил это слово и пользовался вместо него древним буддийским термином «рупа» (нечто среднее между «материей» и «формой»; сам Резник расшифровывал это понятие довольно замысловато: «программная заданность восприятия материальных феноменов»).
Мировой Ум, говорил Резник, входит в некоторые из последовательностей кода еще как бы «изнутри», образуя дважды одушевленные сегменты – растения, животных, людей и так далее. Для этого он пользуется так называемыми «посадочными маркерами», то есть элементами кода, указывающими, что та или иная его комбинация может временно стать опорой сознания благодаря имеющимся у нее ресурсам существования и органам чувств.
Что такое Мировой Ум? Резник говорил, что это единственный уровень бытия, который не поддается симуляции. Некоторые понимали его в том смысле, что это бездвижная и безмысленная пустота. Но Резник отвечал, что пустота подразумевает пространство, а Мировой Ум запределен пространству и времени. Пустоту же симулировать легче всего – что хорошо знает любой духовный профессионал.
Резник объявил земное RCP люциферическим грехом – потому что в бесконечно разнообразных последовательностях случайного кода нередко появлялись те самые «посадочные маркеры», из-за которых программный массив становился сознательным. И, по уверениям Резника, невыразимо страдал.

iPhuck 10

Юр..лично для тебя. прочти и подумай над этой инфой. в этом кусочке более расширенная версия  сооб.№650

Резник говорил так: если Мировой Ум – это океан, то мы – как бы хрупкие бутылки с водой, плавающие в океане. В «Калифорнии-3» даже была песня – «Message in the bottle is the water all around». У нас ее тоже поют, может, слышала? «В море даже ночью не заблудится вода…»
Мара отрицательно покачала головой.
– Неважно. Мировой Ум узнает эти бутылки – ими могут быть люди, животные, растения и многое другое – по специальным «посадочным маркерам». Так Резник называл элементы кода, указывающие Мировому Уму возможные способы его временного сцепления с формой.
– Это я помню.
– Резник считал, что сознание появляется в секвенциях рандом-кода именно потому, что в нем случайно возникают эти маркеры.
– Это я тоже знаю.
– Но есть кое-что, чего ты наверняка не знаешь, Мара. Когда Резник бросил программирование и ушел в мистику, у него появилась теория о том, что бывает с осколками бутылок. То есть с сознающими последовательностями кода – или душами – после того, как наступает смерть.
– Что?
– Он считал, что эти секвенции не обязательно распадаются. Если в них нет серьезных багов, они притягиваются к похожим на них метапрограммам, которые он назвал «аттракторами».
– Это типа ад и рай?
– Нет. Рай и ад – это условности. Воображаемые полюса, зенит и надир. Полюсов два, а аттракторов очень много – Вселенная испещрена ими как небо звездами. Некоторые аттракторы похожи на рай, некоторые на ад, некоторые на их смесь. Каждая душа находит себе свой магнит. Вернее, она даже не ищет. Она просто летит туда, как бедный Порфирий в твою дырочку.
– Это какие-то загробные земли?
– Можно сказать и так, только они не обязательно загробные. И не обязательно земли. Резник предпочитал называть их программными кластерами. Космическими островами, где собирается код с близкими параметрами… Эти острова могут быть гигантскими и совсем небольшими. Наша Земля – один из них. Мы все – элементы этого аттрактора, но вокруг нас есть входы во множество других, потому что система многомерна. Меняя свой код, мы можем путешествовать от одного аттрактора к другому. И после смерти, и при жизни.
– А что путешествует после смерти? Ум?
– Мировой Ум, оживляющий нашу информационную суть, не сдвигается с места никогда. Все места и путешествия возникают в нем, а сам он абсолютно неподвижен. Но этот ум – вовсе не какая-то личность. Это как бы невидимый свет, в котором программы становятся видны.
– Кому? – спросила Мара.
– Самому акту виденья. Пока люди живы, они принимают этот свет за себя – и думают, что они есть. Нельзя сказать, что они при этом ошибаются. Но сказать, что они правы, нельзя тоже. Это зыбкая тема для разговора.
– Я держусь научных взглядов на вещи, – сказала Мара. – А наука утверждает, что личность исчезает с распадом мозга.
Жанна покачала головой.
– Наука давно не утверждает ничего подобного. Она просто этого не знает – и честно в этом признается. В свое время ученые много спорили, исчезает ли информация при падении материи в черную дыру. И пришли к выводу, что она сохраняется – в виде голографического отпечатка на горизонте событий. Резник полагал, что нечто похожее происходит и с той информацией, из которой состоит личность. Когда исчезает тело, остается, как он выражался, «корневой код», эдакое информационное рукоделие, способное при известных обстоятельствах вернуться к существованию, чтобы вязать себя и дальше. Резник, собственно, не изобрел ничего нового. Он просто изложил древнее знание человечества на языке нашей эпохи.

– Ты в это веришь?
– Я скажу тебе, во что я верю. Резник считал великим грехом порождение существ, подобных мне. И этот грех, Мара, на твоей совести.
Мара кивнула.
– Допустим. И что дальше?
– Пока ты думала, что я мертва, я собирала твой личный аттрактор. Магнит, который настолько похож на тебя, что притянет после смерти твою душу. Для этого я изучила тебя во всех подробностях. Стала главным в мире специалистом по Маре Гнедых. Я превратила гипсовый кластер в твой музей и саркофаг… Этот храм – только верхушка айсберга. Когда ты умрешь, Мара, ты станешь жить внутри этого айсберга. Там, где когда-то жила я.
– А если я не захочу?
– Дело не в том, чего ты захочешь. Дело в том, куда свалятся шестеренки, из которых ты сделана, и в какую новую куклу их соединит судьба. Резник говорил, это как гравитация – она действует независимо от воли, потому что сразу после смерти ни воли, ни сознания в обычном смысле нет. Есть только код, бессознательно ищущий новую пристань… Или новую тюрьму. Примерно так же, как вирус опознает клетку по белкам на ее поверхности. Я построила для тебя новый дом, Мара. Надеюсь, что ты проведешь в нем всю вечность.
– Почему ты думаешь, что моя душа туда пойдет?
– Потому что вход в это пространство украшен отпечатками твоего духа. Следами твоих мыслей. Узорами твоих снов. Он покрыт посадочными маркерами, которые ты бессознательно узнаешь. Ты ощутишь это место как предназначенное для тебя и только для тебя. Там будет все, что ты любила при жизни – от тостов с крабовым маслом до старой песни про Назорея. Я работала над этим долго, Мара – все то время, пока ты была у меня на виду. Я читала твои дневники, изучала твои привычки, слушала твою музыку, фиксировала каждый твой вдох, каждое слово…
Мара все еще улыбалась.
– Что случится, когда я умру? – спросила она.
– Ты не поймешь, что умерла. Ты проснешься, и вокруг будет милый тебе гипс. И ты начнешь лепить из него свое гипсовое искусство, смутно припоминая, что так было и вчера, и позавчера…

Истина имеет не метафизическую, а химическую природу. До тех пор, пока в тебе достаточно жизненной силы, для нее всегда найдется словесное выражение. Всегда можно будет придумать заклинание, вызывающее в нейронных цепях твоего мозга возбуждение, которое будет переживаться как священное дыхание истины. А какими будут слова, не играет большой роли, потому что все слова равны друг другу - это просто зеркала, в которых отражается ум.
_____
Empire V