У МОРЯ.

      И, конечно, был шторм. Вечерний, с багровым закатом и тучами, бегущими за горизонт в море. И волны с белыми головами ломали себе кости на скалах и на камнях пляжа. Они грозно ревели, разбегаясь для прыжка, бились в берег и, превратившись в белое кипящее молоко, зло шипели, возвращаясь в море.

      Эта история случилась в Югославии, в этом сказочном уголке земли, в городке, который называется Дубровник. Был конец сентября - золотое время для всех, любящих одиночество отдыхающих, да и для жителей, потому что волны туристов схлынули в Италию, Германию, Францию и Россию и восстановилось подобие покоя. Даже музыка из ресторана звучала мягко и сентиментально.

      Но... повторяю, был шторм, и ветер, и волны и все, что положено. А какая-то женщина плыла совсем близко от берега, взлетая на волнах и снова исчезая. Она пыталась выбраться на пляж, но снова и снова море затягивало ее обратно. Она еще не успела испугаться, потому что силы пока не покинули ее и берег был так близко. На пляже сидел только один человек, голый по пояс. Он рисовал шторм и закат и глядел поверх волн, а потом снова в альбом. Вот он что-то подправил, понаклонял голову вправо, влево и... заметил женщину. Конечно же, он бросил альбом и кисть и бесстрашно прыгнул в пучину. В два-три взмаха оказался он рядом с женщиной, взял ее за руки и... одна особенно огромная волна швырнула их вместе на песок - мокрых, тяжело дышащих и, безусловно, красивых.

      - Любишь плавать в шторм? - спросил он по-русски и довольно грубо - на ты, потому что ведь все равно не поймет.

      В ответ она подняла голову и просто и безгрешно поцеловала его, а потом без улыбки ответила по-русски:

      - Люблю!

      - Вы русская? - опешил художник.

      - Нет.

      - Впрочем, это неважно - все национальности тонут одинаково. А все-таки откуда вы?

      - Из Франции. А ты? - она перешла на ты, наверное, из-за плохого знания русского.

      - Из России! Разве незаметно?

      - Заметно.

      - Хорошо еще, что вчера у меня не получился рисунок и сегодня я пришел снова! - сказал он.

      - Хорошо,- ответила она.

      Они продолжали лежать на камнях, а языки пены пытались схватить их за ноги и утащить в море. Говорили они пустяки, но почти кричали из-за грохота и могло показаться, что они ругаются.

      - Как тебя зовут? - спросил он.

      - Катерина. Катя! Как хочешь! А тебя?

      - Александр! Очень приятно!

      - И мне.

      - Может быть, встанем?

      - Нет! Так хорошо!

      - Ничего хорошего в мокрых штанах. Кстати, нужно идти по городу. Где твои вещи?

      - Там,- она указала в море и улыбнулась.

      - А... Ты оттуда! - догадался он.- Русалка! Дочь Посейдона!

      - Что такое русалка?

      - Отложим изучение русского фольклора! Я серьезно.

      - И я серьезно. Вещи смылись.

      - "Смылись!" - передразнил он.- Не смылись, а смыло. А как пойдем?!

      - Если пойдем вместе, ты дашь мне брюки.

      - Что? - удивился он,- А я?

      - У тебя есть альбом!

      - У меня еще есть кисть,- сказал он,- и палитра.

      - Пол-литра - это замечательно,- воскликнула она,- потому что мне холодно! Отвернись!

      Она встала, отошла в темноту, и, когда он отвернулся, стала выжимать волосы и купальник, и потом крикнула:

      - Давай брюки.

      Он послушно разделся и отдал. Она выжала джинсы, надела их и хихикнула:

      - Как раз.

      Здесь они впервые взглянули друг на друга и остались довольны. Из ресторана доносилась та же ласковая мелодия, она пробивалась сквозь шум моря, а когда они пошли прочь от воды, звук стихии ушел, а мелодия стала внятнее и громче.

      По набережной шла странная пара: босая женщина в мокрых джинсах и купальнике и мужчина в плавках и рубахе, неловко прикрываясь альбомом. Люди, улыбаясь, смотрели на них, а они продолжали знакомиться:

      - Откуда ты знаешь русский? - спросил он.

      - Я работала в Москве три года и была замужем за русским переводчиком.

      - А теперь?

      - А теперь я не замужем за переводчиком.

      - Почему? - задал он глупый вопрос.

      - Он плохо переводил,- ответила она.

      - А теперь?

      - Теперь он переводит лучше.

      - Нет! Что ты делаешь теперь?

      - Преподаю в колледже русский.

      Они подошли к отелю на самом берегу, к отелю, где она жила.

      - Я пойду переоденусь,- сказала она.- Хочешь зайти?

      - В таком виде? Тебе удобно?

      - Конечно нет,- согласилась она.- Но совсем не лучше выходить с мокрыми брюками. Хотя я тебе брошу и с балкона.

      - Ромео одевает брюки под балконом Джульетты. Бедный Шекспир!

      - Так и договорились! - сказала она,- Дай мне твою рубаху и жди здесь.

      - Караул! Раздевают,- сказал он, снимая рубаху.

      - Что такое "караул"? - спросила она.

      - Караул - это караул.

      - А, понятно! Я сейчас.

      И она вошла в холл и независимо спросила у портье ключ. В окне второго этажа вспыхнул свет, а через паузу вниз полетели брюки и рубаха. Ромео оделся, и к нему спустилась Джульетта в красивом платье и причесанная.

      - Ты уже одет? - Спросила она.

      - О, да! Только не так красиво.

      - Давай я тебя причешу.

      Она расчесала ему волосы, как ей нравилось.

      - Вот так! - сказала она и снова его поцеловала.- Всё!

      - Нет не всё! Пойдем продолжать переодевание. Ко мне - это рядом.

      Он тоже жил в отеле, тоже на берегу. В том самом, откуда слышилась музыка.

      Пока он был под душем и одевался, она смотрела его картины и они ей, конечно, нравились.

      - Ты поешь? - спросила она, когда он был готов, и кивнула на гитару.

      - Напеваю.

      - А какая разница?

      - Ну, я говорю нараспев стихи и перебираю струны. Получается печально и интимно. Вот так! - Он перебрал струны.

      - Спой!

      - Я не пою.

      - Ну поговори под гитару,

      - Как-нибудь потом. Пойдем что-нибудь съедим и выпьем!

      Они спустились в ресторан. Официанты узнавали его и благосклонно оглядывали его спутницу. И из уважения приветствовали его по-русски. Только вместо "здравствуй" говорили "спасибо!".

      - Они тебя любят! - сказала она, когда они устроились за маленьким столиком на террасе - прямо над морем.

      - Они любят русских,- ответил он.

      - Почему?

      - Потому что мы славяне и из-за войны. В Югославии знают, что это такое.

      - Везде знают, что это.

      - В Югославии особенно. Они даже говорят: наша страна до Владивостока.

      Оркестр заиграл какую-то русскую песню, и певица спела ее по-югославски.

      - Мне мясо,- сказала она официанту,- и кофе.

      - Мне тоже и что-нибудь выпить.

      - Русская? - улыбнулся официант.

      - Нет! Француженка.

      - Но это то же самое,- нашелся официант, не желая ее обидеть, и убежал.

      - А ты красивая,- сказал он вдруг,- жаль, если бы ты утонула!

      - Я не утонула бы. Ты что рисуешь?

      Он рисовал на салфетке.

      - Тебя! Как ты выходишь из воды. Из морской пены! Афродита пенорожденная!

      - Нарисуй что-нибудь из Москвы.

      - Хорошо! А ты будешь узнавать, что это.

      - Я постараюсь, если ты хороший художник.

      - Я хороший!

      - Я говорю, если ты хороший художник.

      - Я хороший художник. Что это?

      - Это Кремль.

      - Надо же. Неужели похоже?

      - Похоже.

      Салфетки с видами Москвы ложились на стол.

      - Этого я не узнаю,- сказала она.

      - Это мой дом.

      - Где это?

      - На Садовом кольце, около площади Маяковского.

      - А это набережная Сены! Ты был в Париже?

      - Нет! Но это набережная Москвы-реки.

      - Может быть,- я не помню.

      - Но это, правда, площадь Согласия,- воскликнула она.- Откуда ты знаешь?

      - Видел в кино. И вот еще.

      Он набрасывал карандашом контуры всем на свете знакомых парижских достопримечательностей, и оркестр вдруг заиграл французскую мелодию, сразу после русской, без перехода, и певица спела ее по-югославски.

      Пришел официант, чему-то ухмыляясь. Это, вероятно, он попросил оркестрантов сыграть что-нибудь для французской гостьи.