Письмо госпожи Эмилии Тест
(фрагменты)

Милостивый государь и друг!
Выражаю вам благодарность за посылку и письмо, отправленное Вами г-ну Тесту. Насколько могу судить, ананас и варенье были приняты благосклонно, знаю наверняка, что сигареты доставили удовольствие. Что же касается письма, то я солгу, если сообщу Вам о нем хоть слово. Я прочла его мужу и почти ничего не поняла. Однако признаю, что чтение для меня было приятно. Вещи отвлеченные или чересчур для меня возвышенные не нагоняют на меня скуку, напротив, они меня зачаровывают, почти как музыка. В нашей душе есть некая прекрасная область, которая умеет наслаждаться тем, что для нее непостижимо, - у меня эта область весьма велика.
…
Живем мы по-прежнему, как при Вас: я в бездумье и хлопотах, он в своих привычках и отрешенных размышлениях. Это не значит, что он вовсе не способен очнуться и вернуться к течению жизни: когда он хочет, он необычайно живой. Я очень люблю его таким. Он кажется вдруг величественным и приводит меня в трепет. В нем как будто взорвался мотор, производивший прежде одни лишь монотонные действия. Лицо его искрится, он говорит вещи, который я понимаю обычно лишь наполовину, но потом уже не могу забыть. Однако не хочу ничего или почти ничего от Вас скрывать. Иногда он бывает очень резок. Мне кажется, никто не может быть беспощаден, как он. Он разбивает вас одним-единственным словом, как гончар неудачную вазу, бросает ее в груду черепков. Он беспощаден, как ангел, да, да. Он не отдает себе отчет в своей силе. Он вдруг говорит, что-то, и это так убийственно верно, что человек чувствует себя уничтоженным, увязшим по уши в собственной глупости и, словно проснувшись, видит себя преспокойно живущим самыми нелепыми представлениями. Все мы живем очень уютно в несообразности, избранной каждым по своему вкусу, чувствуем себя в ней как рыба в воде, и только случайность может открыть нам весь абсурд, которым признано повседневное существование разумного человека. Нам никогда не приходит в голову, будто то, что мы думаем, скрывает от нас то, что мы есть. Я очень надеюсь, сударь, что мы стоим больше, чем все наши идеи, и что нашей главной заслугой перед Господом будет сочтена попытка обратить свои помыслы к чему-то более основательному, чем воркование, пусть даже упоительное, наше ума с самим собой.
…
Мягкий отсвет более или менее плавного изгиба плеча отнюдь непротивен их взору, обратившемуся в мир действительности между двумя мыслями!.. Таковы господа мужчины, даже самые выдающиеся.

Но это не относится к г-ну Тесту. Он ни на кого не похож! Право же, что о нем ни скажи, все в то же мгновение оказывается неверно!.. Я думаю, он чересчур последователен в своих мыслях. Вы запутываетесь в нитях, которые он сплетает в неведомом для вас порядке или вдруг рвет, чтобы начать работу сначала. Нити эти так тонки, что не рвутся сами лишь благодаря согласным усилиям всей его воли и организма. Он тянет и тянет их над ему одному зримыми пропастями и, думаю, пускается, покинув пределы земного времени, в какие-нибудь бездны неразрешимости. Интересно, что с ним там происходит? Ясно, что человек не может не претерпевать изменений в таком противоестественном состоянии. На пути к истинам столь далеким наши человеческие свойства неизбежно отмирают. Душа его, я думаю, принимает вид странного растения, чьи корни – а не листва – растут, вопреки законам природы, не вниз а к свету!

Не значит ли это тянутся за пределы мира? Жизнь или смерть откроется ему на предельных рубежах внимания? Будет это Бог или нестерпимы ужас оттого, что в самых глубинах мысли он не узрит ничего, кроме бледного свечения своей собственной жалкой материи?

Нужно видеть его во время этих оргий самоуглубления! Лицо его тускнеет, черты меняются – сглаживаются!.. словно какая-то сила засасывает его внутрь, и, продлись это состояние еще немного, я думаю, он стал бы невидимым!..

Но зато, сударь, когда он возвращается!.. Он открывает меня, как новую землю! Я являюсь ему незнакомкой, новой, нужной. Он обхватывает меня, точно слепец, сжимает в объятиях, будто я скала жизни и реального человеческого бытия, на которую этот великий, потерявший связь с миром гений случайно наткнулся и теперь судорожно за нее цепляется, спасаясь от бездн гнетущего неживого безмолвия! Он припадает ко мне, как будто я – сама земля! Он просыпается во мне, вновь обретает себя во мне, какое счастье!

Всей тяжестью голова его падает на мое лицо, и я оказываюсь во власти накопившейся в нем энергии. В руках его заключена ошеломляющая сила, словно все его существо сосредоточено в них. Мне чудиться, будто я очутилась в руках ваятеля, врача или убийцы совершенна беспомощна перед их грубыми и точными действиями; иногда я в ужасе воображаю, что попала в когти мыслящего орла. Сказать ли вам всю правду? Мне кажется, что в эти минуты не отдает себе отчета в том, что делает, что за глину он мнет в своих руках.
…
Самое лично в нас, самое драгоценное всегда для нас непостижимо, вы хорошо это знаете. Мне кажется, я перестала быть, познай я себя до конца. Так вот, для кого-то я прозрачна, видима, предвидима, вся как есть, без тайн, без темных уголков, без возможности укрыться в том, что самой мне в себе неведомо!
…
Г-н аббат, который проявляет сочувственный интерес к моему мужу и сострадание к его столь одинокому уму, говорит мне откровенно, что г-н Тест внушает ему чувства глубоко противоречивые. На днях он сказал мне: «У вашего мужа бессчетное количество лиц!»

Он видит в нем «феномен способности к одиночеству и особому виду познания» и не без прискорбия объясняет это гордыней – той, что отлучает нас от живых, причем не только от живых сегодняшних, но и от живых вечно, гордыней, которая казалось бы отвратительной и чуть ли не сатанинской, если бы в этой предельно изощренной душе она не была беспощадно обращена против себя же самой и досконально исследована – что как бы изначально подтачивает порок в его основе.

«Он, к величайшему несчастью, уклоняется от добра, но к счастью, уклоняется и от зла… есть в нем какая-то пугающая чистота, какое-то бескорыстие, какая-то сила и свет – это бесспорно. Меня поражает полное отсутствие бурь и сомнений в сознании, столь утонченно развитом. Он ужасающе спокоен! В нем никогда не заметно ни душевного беспокойства, ни внутреннего мрака – как, впрочем, и никаких проявлений страха и алчности… И одновременно – никаких устремлений к Милосердию.

Его сердце – пустынный остров… Остров, оберегаемый всей мощью ума, чьи бездны отрезают его от мира и истины. Он льстит себе мыслью, что он там совсем один… Терпение, дорогая сударыня. Быть может, в один прекрасный день он обнаружит на песке следы… Какой счастливый и священный ужас, какое спасительное содрогание ожидает его, когда он поймет по этому благословенному чистому отпечатку, что его остров в тайне обитаем!..»
Я сказала тогда аббату, что мой муж порой кажется чем-то вроде мистика без Бога…
- Мистик без Бога!.. Блестящий нонсенс!.. Такое возможно лишь на словах… Ложный свет… Мистик без Бога… но сударыня, невозможно помыслить никакого движения, которое не имело бы направления и не было бы к чему-то устремлено!.. Мистик без Бога!.. Тогда уж, может быть, Гипогриф или Кентавр?
…
Тест … медленно движется меду грядками, где представитель растительного мира более или менее ухожены и имеют зеленые таблички с названием. Он наслаждается этим порядком, по правде говоря, довольно смешным, и любит читать вслух причудливые наименования:
Antirrinum Siculum!
Solanum Warscewezii!!
Или, например, Sisymbriifolium – какая тарабарщина!.. И все эти Vulgare, Asper, Palustris, Sinuata, Flexuosum и Proealtum!
Это сад эпитетов, - сказал он недавно – сад-словарь и сад-кладбище…
Потом, помолчав, пробормотал: «Умереть научно… Transiit classificando»*.
Примите, милостивый государь и друг, нашу благодарность и заверения в добрых воспоминаниях о Вас.

ЭМИЛИЯ ТЕСТ

*Transiit classificando – Прошел, классификацию (лат).

Чет...она решила убить Троля... топором..

При этом Чет по обыкновению закрывал глаза, дабы его обострённый слух мог уловить малейший шорох. Но это имело свои минусы, закрытые глаза лишали его возможности видеть. А  словам как известно не всегда можно доверять. Да и звуки бывают порой так похожи, что человек с богатым воображением в обычном шелесте Ветра различает едва уловимые легкие шаги. Но в этом и заключена суть творения. Появляющиеся при этом мыслеобразы становятся зримыми и объединившись меж собой составляют уже озвученную и одушевленную картину. Он как истинный Художник вносит в неё последние, завершающие её целостность, штрихи. И делает он это действительно Мастерски...Ибо он Творец и его творения по образу и подобию должны быть совершенны...