ВИТЬКА

Некоторым периодам моей жизни я присваиваю свои названия, т. к. они были чем - то значимы для меня, выполняли свою особую роль. Так было и в те далёкие годы, когда я работал на заводе слесарем - наладчиком.
Тот период я назвал "становление", поскольку мне пришлось очень многое пересмотреть в своём отношении к жизни, обрести нечто большее, чем просто жизненный опыт. Тогда я осваивал новую для себя профессию в небольшом, но дружном коллективе, в бригаде, где существовали свои правила, устоявшиеся традиции. Поначалу мне было трудно осваиваться, поскольку всё было для меня новое: и место работы, и режим труда, и многое другое, прежде всего то, что я неизбежно был всегда на виду, в постоянном контакте с людьми, а они, как известно, все разные. Всё же благодаря своему упорству и дисциплине я заслужил вполне положительный авторитет и мне стало намного проще, даже приятнее находиться на работе, выполнять свои обязанности.
Наша бригада, как я уже упоминал, была дружная, часто мы устраивали перерывы - чаепития, во время которых обсуждали не только производственные, но и житейские аопросы, у нас было принято "всем скопом" устраивать посиделки за чаем по случаю дней рождения, а также по другим поводам, которые нет - нет да и появлялись... Новички в нашей бригаде, если они были не лентяи, приживались быстро, и становились активными во всех обсуждаемых вопросах, как производственных, так и житейских, которые у нас было принято выкладывать без утайки.
Витька, очередной наш новичок, появился как - то незаметно, быстро освоил нашу нехитрую и однообразную работу, а посему так же незаметно стал в группе "своим в доску". Я его при первом же знакомстве мысленно окрестил Лохматым за его неухоженный внешний вид, вечно - торчащие по сторонам волосы, которые он иногда "причёсывал" своей грубой ладонью. Весь вид его был как у бродяги: видавшая виды куртка и поношенные брюки, такой же свежести ботинки; создавалось впечатление, что ему всё равно, в чём ходить, и всё равно, что о нём думают окружающие. Помню, на очередном бригадном собрании (в его отсутствие) наши женщины попытались было критиковать Витьку за его внешний вид, но бригадир наш, Володька, коротко бросил: "Отстаньте от парня, работает он хорошо, какое вам дело,в чём он одет". Авторитет бригадира был непререкаем, и все замолчали; больше этот вопрос не поднимался. Витька окончательно занял своё место в нашем дружном коллективе.
Меня всё время удивляяло, как он ухитрялся быть среди нас, таких разных, одновременно оставаясь строго индивидуальным, как бы в отдалении. Помню, он никогда не участвовал в коллективных выпивках, говорил крайне редко, а когда что - то объяснял, то бурчал про себя невнятно, словно нехотя выдавливая из себя слова. По этой причине к нему обращались редко. Витька был просто членом нашей бригады, молчаливым, работящим; никогда не возмущался, если нам, по нашему общему мнению, чего-то не додали, также он не возмущался, если приходилось выполнять невыгодную работу, да ещё в неурочное время. Он был как бы выше всей этой суеты, словно всё это его не касалось. Материальный достаток, по моему мнению, был для него чем - то второстепенным, интересы его были какие - то другие; и это в том числе скоро как бы сроднило меня с ним, поскольку мне стало интересно, чем он живёт, какие у него цели в жизни. Но усилия мои оставались тщетными, мне никак не удавалось разговорить Витьку, стать для него своим, хотя у нас с ним было много общего: мы не курили, не выпивали, не употребляли матерщину, что было поводом для бесконечных "поддёвок", впрочем,беззлобных; Витьку же никто не трогал, даже словесно. Конечно же, меня всё это удивляло, и по этой причине я всё больше и больше уважал его, даже старался кое в чём подражать ему.
Так шли месяцы, годы, мы по-прежнему дружно работали, и казалось, ничто не способно было разрушить наш дружный коллектив, однако пришли трудные времена: настало время "разрухи", как назвал период перестройки один мой знакомый. Продукция нашего завода, всегда работавшего "на оборонку", стала вдруг не нужна. Последствия многим известны: сокращение штатов, резкое уменьшение зарплаты...Конечно же, всё это коснулось и нашего цеха. "Скорбный список" сокращаемых был бурно обсуждаем, никто не оставался равнодушным; но реалии жизни победили: наша дружная бригада раскололась, часть людей была безжалостно сокращена, в том числе и наш Лохматый. Помню, его эта новость не тронула, он равнодушно выслушал от нашего мастера известие о своём увольнении, ничем не выражая своих эмоций, как будто ему было всё равно. Однако позже я узнал, что у него была жена - инвалид, с которой он не успел оформить "правильные" отношения, и мать - пенсионерка с очень скромными доходами.
С тех пор прошло много лет. Я изменил место работы, у меня появились новые друзья, и тех, прежних, я видел редко. Витьку я не видел ни разу с момента последнего рабочего дня; он словно в воду канул, даже место своего жительства он не раскрывал, да и никто не интересовался. . .
Однажды, помню, это было в жаркий летний день, я проезжал на велосипеде через небольшую незнакомую мне деревеньку, и остановился возле колодца, привлечённый прохладой тени от раскидистой ивы и приветливо поблёскивающей жестяной кружкой у ведра. Я неторопясь выпил воды, огляделся. Неподалёку виднелась сельская церковь. Я решил зайти. Прямая неширокая тропинка вела к воротам, за которыми виднелся уютный сквер с посаженными деревьями. Ворота были деревянными, с элементами резьбы; очевидно, поработал мастер своего дела. Ухоженность была во всём: и в клумбах с цветами, и в мощённых камнем дорожках, и даже трава была как - то особенно "окультурена". Людей не было видно. Я медленно шёл по дорожке к церкви и смотрел по сторонам. Мне здесь всё нравилось, настолько было уютно, как дома; хотелось присесть на узкую скамеечку вот здесь, возле клёна, и поразмышлять о чём - то вечном, оставив на время свои заботы.
Подойдя к церкви, я обратил внимание, что дверь в неё не заперта. Я решил зайти. "Хорошо, что хоть немного денег с собой взял "- подумал я и открыв дверь, вошёл внутрь.
Скромное убранство внутри церкви было обычным для отдалённой деревни: небольшое помещение со сводчатым потолком, сбоку стоял стол, на котором были свечи, иконки, брошюры... Никого по прежнему не было видно. Я положил деньги на стол, и взяв свечу, прошёл дальше. Тут же я увидел мужчину, стоявшего на коленях возле изображения Николая Чудотворца. Хотя он был спиной ко мне, я сразу же узнал Витьку.
Он не оборачивался, очевидно, не слышал меня. Всё так же небрежно одетый, непричёсанный, сейчас он вызывал совсем иные чувства, чем тогда, когда я видел его в последний раз... "Блаженный, "- тут же почему - то выскочило в мозгу определение. Мне стало неловко от своего праздного любопытства, и я, повернувшись, пошёл к выходу. Проходя мимо стола с церковной утварью, я положил оставшиеся у меня деньги в специальный ящичек и вышел на улицу. Мысли мои путались; тут же вспомнилось всё, что так или иначе было связано с прошлыми годами, особенно - с ним, с Витькой. Сейчас всё мне стало понятно; то, что прежде было недосягаемо для моего ума, выстроилось в логическую цепочку. Вот в чём, оказывается, был смысл его жизни...
Размышляя, я шёл по тропинке обратно. Подходя к колодцу, увидел двух пожилых женщин, беседующих друг с другом. Они услышали мои шаги и с любопытством на меня смотрели.
- Добрый день, - я поспешил объяснить своё появление здесь, видя их неподдельный интерес.
- Вот, ехал мимо, остановился отдохнуть, зашёл в вашу церковь.
Они кивнули, одобряя.
- Здесь, оказывается, живёт мой знакомый, я его видел, - кивнул в сторону церкви.
Они оживились.
- Виктор - то? Он у нас молодец, так много сделал для храма: мусор убрал, земли навозил, дорожки умостил..
.Они наперебой начали рассказывать всё, что сделал для них и для местного прихода так хорошо мне знакомый человек и одновременно совершенно незнакомый, поскольку богатый внутренний мир его мне был совершенно неведом, неподвластен для моего понимания... Я молчал, слушая.
- А с кем он живёт? - улучив момент, спросил я.
- Да с Валей, инвалид она, ходить не может, - тут же отозвалась одна из женщин.
- Мать - то у него покойница, года четыре уж... Она перекрестилась . Я молчал, зная, что женщины всё расскажут сами, видя мой интерес.
- Деньги - то он не берёт, всё для нас так просто делает... а живёт совсем бедно, помогаем мы ему, с огорода, бывает, что... пенсия Валина - совсем крохи, да они оба приспособились...
Мне вдруг стало почему - то стыдно за своё благополучие, как будто я что - то украл, или ещё чем - либо виноват в такой нелёгкой судьбе моего знакомого.
- Извините, мне пора, - я собрался в дорогу.
- Дай Бог, дай Бог... - они кивнули, прощаясь.
Я шёл пешком по сельской улице, держа велосипед за руль. На околице ещё раз оглянулся: обе женщины смотрели в мою сторону. Я помахал им рукой и поехал домой.
На обратном пути я всё время думал о Витьке; настолько всё было неожиданно для меня и одновременно - так легко объяснимо. Такая она суетная, наша жизнь, мы всё время стремимся к благам, нам всё время чего - то мало; мы бежим,толкаем друг друга, ссоримся, осуждаем, проявляем недовольство... Суета...
Мысли мои постепенно становились умиротворёнными, на душе стало легко, как будто я сегодня сделал что - то важное, нужное, без чего дальнейшая жизнь моя как бы теряла смысл..
.Я остановился ещё раз отдохнуть. Впереди уже виднелся мой городок, меня ждала привычная жизнь, с её каждодневными мирскими заботами и радостями..."