Никс еще не очень понимал ту чехорду, которую затеял для этой части своего уголовного мира барон, но он слишком хорошо разбирался в своих первобытных инстинктах, чтобы не улавливать запах чужой крови на свитерах этих полувымерших вампиров. А это для него значило лишь одно - клан снова вышел полакомиться сладеньким. И ему, как представителю класса оборотней, необходимо было сдерживать этот порыв страстей, угрожающий истреблением всему человечеству.
,,Мой ласковый и нежный зверь", как называла его в своих снах любимая девушка, которая и понятия не имела, что действительно за зверь прячется в его биологической клетке из плоти и крови. Никс, обрящий этого зверя у себя внутри, уже никогда не болел, и поражался тем человеческим холуям, сновавшим без перерыву туда-сюда в стенах платной психиатрической лечебницы доктора Р-J. Джека. Иногда доктор оставался очень любезен и кидал к концу дня косточку к морде Никса с какими-нибудь удаленными своим гипертрофированным воображением органами одного из пациентов. ,,О, то была замечТательная клиника",- представлял себя Никс в раскачивающимся кресле и с трубкой в зубах рассказывающим своим внукам о всех перепетиях своей беспорядочной жизни, и о том как он - Никс - пытался этот утраченный порядок во всем восстановить. Он всё еще скучал по своему другу Герберту, никогда не заказывая свинину в претонах гидропарковской гавани, чтобы ненароком не сблевануть то, что могло бы быть им в качестве содержимого его желудка. Но это была лишь его давно ушедшая боль, которая имела под собой основания меняться: ведь друзей было много, и нам оставалось лишь выбирать для себя любимых, дабы не попасть в лапы какого-нибудь, алчущего своими, характеризующему его прихотями, астрального монстра.
Да, таков был мир чистилища, от которого до Инферно было рукой подать, но отправлялись туда лишь обреченные судьбой единицы...