Теория отрицания Смерти.
Вторая Мировая Война.

Блокада Ленинграда.

Эпиграф:

Три вопроса повторяются неизменно: что в человеке
                    является собственно человеческим? Как он приобрел  это
                    человеческое? Как можно усилить в нем эту человеческую
                    сущность?                               Дж.Брунер "Психология познания"
                               (Изд-во "Прогресс", Москва, 1977, стр. 387)

С.Витицкий:
***
Труднее всего было со словами.
     Как называется эта перепонка, это место между указательным и  большим
пальцем, черт его побери совсем? Он не знал, и никто из знакомых этого  не
знал, так  что  пришлось,  к  черту,  отказаться  от  эпизода  с  игрой  в
заглотку...
     Как называется пространство между двумя  дверями  -  внешней  дверью,
выходящей на лестничную площадку,  и  внутренней,  ведущей  в  квартиру?..
Прихожая? Нет. Тамбур?.. В вагонах - тамбур...
     Он назвал это темное пространство тамбуром и попытался описать его. В
тамбуре было совершенно темно и довольно холодно - не так, разумеется, как
на лестничной площадке, где стоял беспощадный мороз улицы и двора, но  все
же холоднее, чем в прихожей. Слева там были полки,  на  которых  до  войны
хранились съестные припасы и на которых давно уже не бывало ничего,  кроме
наколотых дров. И пахло в тамбуре - дровами.

***
Мальчик упал на спину. Он еще падал, когда  с  головой  убийцы  вдруг
что-то произошло. Голова у него стала  вдруг  расти,  раздаваться  во  все
стороны, красные трещины появились в морщинистом лице, слетели  с  носа  и
куда-то пропали  очки,  лицо  раскололось,  брызнуло  в  стороны  красным,
желтым, белым, - и мальчик перестал видеть...
     Очнувшись, он обнаружил над собой старуху,  закутанную  так,  что  ни
глаз, ни лица вообще, у нее не было, а только торчали из темной дыры между
шерстяным платком и заиндевелым воротником какие-то рыжие клочья.  Старуха
эта тыкала в него палкой с  резиновым  наконечником  и  бубнила  въедливо:
"Вставай давай... Живой?  Так  и  вставай  тогда...  Сам  вставай,  сам...
подымайся..."
     Он поднялся кое-как, держась за стену, и пока  он  поднимался,  рядом
образовался еще один закутанный человек - то ли старик,  то  ли  еще  одна
старуха, но с ведром, и эти двое  принялись  невнятно  и  в  то  же  время
визгливо  обмениваться  бессмысленными  фразами.  У  них   получалось   из
разговора так,  что  вот,  пожалуйте  вам,  вышел  человек  во  двор  дров
наколоть, а его осколком и срезало  -  голову  совсем  оторвало,  осколком
этим, ничего не осталось...
     Страшный человек лежал тут же, на спине, раскинув руки с окостенелыми
голыми пальцами, и топор его  валялся  неподалеку  среди  желтых  разводов
заледеневшей мочи и замерзших какашек... а головы у  него,  действительно,
теперь совсем не было - какой-то белесо-кровавый мокро поблескивающий блин
был у него вместо головы...
     Старухи все продолжали скрежетать и бормотать, их сделалось уже  трое
- третья была с красной повязкой. Мальчик хотел сказать им, что  все  было
не так: не было никакого осколка, и, главное, человек этот вышел не  дрова
колоть (где вы здесь видите дрова?), он вышел меня убить и  съесть,  он  -
людоед... Но ничего этого мальчик говорить не стал, он вспомнил про маму и
бросился в  дверь  черного  хода,  под  лестницу,  на  заледенелый  кафель
вестибюля, и там, как в прекрасном волшебном сне, увидел маму, бегущую  от
парадной  двери  к  нему  навстречу...  И  весь  этот  мертвый,   гнусный,
безжалостный, загаженный, злобно-равнодушный и остервенело-оскаленный  мир
- стал сразу же нежен, ласков и бесконечно прекрасен...