Оаннес был когда-то человеком, и звали его Йоганн, но, полюбив русалку, он бросился за своей любимой и остался здесь навсегда.
Лило была очень красивой вилой – из рода морских див – веселой певуньей. Ее пение было слышно на всю округу, и стаи рыб кругами плавали вокруг их скромного жилища, когда она пела. Любимой Лило давно уже нет, ее погубила злая Лимес – дочь ведьмы смерти и раздора, похитив ее прекрасный голос. Когда Лимес помогла с помощью волшебного зелья Оаннесу обрести рыбий хвост и жабры для жизни под водой, Лило пообещала отдать за это ей голос, но как отсрочку они попросили месяц. «Медовый месяц» – злорадно улыбнулась Лимес и согласилась. Оаннес не успел найти заклятия, которое бы спасло его любимую.
Но Лило и Йоганн были счастливы, несмотря на то, что могли лишь жестами изъясняться – «Влюбленным не нужно слов, достаточно посмотреть в любимые глаза»… – сказал Оаннес и глаза его наполнились слезами. Но злая Лимес не могла успокоиться, потому что голос, украденный у Лило, не хотел приживаться в теле злой колдуньи. И тогда ведьма узнала у духа своей матери, что только съев сердце русалки, она может завладеть голосом полностью. И когда ведьма заманила Оаннеса в свои владения, пообещав отдать Лило целой и невредимой, бедной вилы уже не было в живых. А голос Лило так и не прижился, потому что Оаннес успел проколоть острым трезубцем Фридерика сердце любимой – только так он мог спасти хотя бы ее голос и еще мог видеть ее… иногда…очень редко, но мог.
Эта печальная история так потрясла юного Вилли, что он с тех пор был как будто погружен в свои мысли.
Оаннес полюбил мальчика, с такими светлыми, лучистыми глазами и видел в нем тот огонек, который когда-то горел и у него внутри, когда Йоганн был молодым озорным парнем, влюблявшим в себя всех девушек в округе лишь одним только взглядом.
Вилли часто спрашивал его о той его жизни – «наверху» – говорил мальчик, «на земле» - грустно поправлял его Оаннес – и глаза мальчика загорались огоньком любопытства и он начинал смешно и нетерпеливо ерзать на месте. Йоганн улыбался и рассказывал ему.
В пещере Оаннеса, как ее называл сам хозяин, было много разных вещей оттуда, с земли, некоторые из которых приносили три непоседливых друга.
Вот красивая мраморная статуя. Это был прекрасный мальчик, высеченный из чистого белого камня и спустившийся на дно морское после кораблекрушения. Это еще при Лило Йоганн принес ее сюда. Возле статуи Лило посадила розовую плакучую иву, она пышно разрослась и свешивала свои ветви над статуей к голубому песчаному дну, где получалась светло-сиреневая тень, колышущаяся в лад движению ветвей, и от этого казалось, будто верхушка и корни ластятся друг к другу.
Больше всего Вилли любил слушать рассказы о мире людей там, наверху. Оаннесу пришлось рассказать ему все, что он помнил: о кораблях и городах, о людях и животных. Особенно чудесным и удивительным казалось Вилли то, что цветы на земле пахнут, – не так как здесь, на морском дне, – леса там зеленые, а рыбы среди ветвей поют так громко и красиво, что просто заслушаешься. Этих рыб Оаннес называл птицами. Он рассказывал так, чтобы мальчик понял и прочувствовал, но Вилли представлял сказочных рыб с неимоверно длинными плавниками, которые, по рассказу Оаннеса, могли раскрываться и становиться больше самих рыб и могли летать. Вот этого слова Вилли все равно не мог понять до конца.
- Когда мне исполнится восемнадцать лет, - возбужденно сказал однажды принц, - мне дозволят всплывать на поверхность, сидеть в лунном свете на скалах и смотреть на плывущие мимо огромные корабли, на леса и города! И может быть, я увижу этих самых птиц и смогу почувствовать запах цветов на прибрежных скалах!..
Оаннес только грустно улыбался и смотрел на парня ласковым взглядом.
- А почему ты не поднимаешься на поверхность? – вдруг спросил Вилли и сразу же осекся, потупив взор.
Оаннес покачал головой и сказал:
- Я умею хранить тайны, мой мальчик, но…не советую идти против воли отца.
Вили знал, что Оаннес любит Фредерика, что царь спас его и всегда помогал им с Лило, но все же его возлюбленную не смог спасти даже его всемогущий отец.
- Я… мы… я только чуть-чуть… – промямлил Вилли, – только посмотреть на луну… какая она… – голос его совсем утих, и парень опустил голову.
Оаннес погладил его по мягким шелковистым волосам и поднял за подбородок:
- Я большего не хочу знать, иначе я должен буду… понимаешь?
Вили только кивнул.
Когда принц уплывал от него, Йоганн всегда грустнел и тоскливо смотрел на плакучую иву. Да, он не желал пониматься наверх… без любимой. Он нашел ее тело и похоронил у этой статуи, как раз там, где сиреневая тень. Поднимался он на поверхность лишь в полнолуние, когда души убиенных русалок могли появляться на водной глади и они могли разговаривать всю ночь. Ради этой ночи и жил Йоганн, хотя тосковал по земле с первого дня, как он попал в подводное царство.

Через год и второй сестре Эви позволили подняться на поверхность и плыть куда угодно.
Вилли вспомнил, что тогда он вынырнул из воды как раз в ту минуту, когда солнце садилось, и решил, что прекраснее зрелища нет на свете. В этот раз он был один, Шерман и Густав побоялись, хотя в обычные дни они часто приближались к поверхности. Принц забыл о сестре и старой фрейлине, которая тревожно озиралась вокруг, охраняя восторги своей принцессы, и подплыл к берегу так близко, что услышал голоса людей и мог разобрать, о чем они говорят. Оказывается, речь их так же понятна ему, как и язык его народа.
По берегу шли два молодых человека и тихо разговаривали. Один был с длинными темно-русыми волосами, в белой странной рубашке, обтягивающей тело парня так, что четко были видны мускулы. Вместо нормального рыбьего хвоста его конечности раздваивались и переступали, словно обгоняя один другого. Конечности были обтянуты темно-синей тканью, которая как показалось Вилли мешала передвигаться. И самое странное – на конце конечностей у парня были какие-то белые плавники, мало похожие на настоящие, скорее напоминающие раковины неправильной формы. «Это называется «ходить» – Вилли вспомнил рассказы Оаннеса, – так вот как они передвигаются» - думал с удивлением морской принц.
Внешность второго парня сложно было описать, потому что его трудно было хорошенько разглядеть. Но конечности его не были так туго обтянуты, как у первого, а рубашка была слишком свободной, что напоминала хитон русалок, в который они обряжались в день всей женской половины подводного мира. но у русалок хитоны были с длинными-предлинными рукавами. У парня же они обрывались у локтей. Парень часто размахивал руками, о чем-то рассказывая другу и время от времени прятал их куда-то в широкие синие ткани на уровне бедра.
Лицо парня закрывала какая-то шапка, напоминающая крыло ракушки, но гладкой ровной формы, такой длинной, что невозможно было разглядеть глаза. Вилли заметил только, что волосы парня напоминали щупальца осьминога, но золотистых осьминогов Вилли никогда не видел в их подводном мире. Волосы-щупальца ниспадали на широкие плечи парня и колыхались при передвижении. И только на нижних конечностях у него были такие же нелепые белые раковины.
Этот парень был выше своего друга, Вилли думал, что из-за того огромного сооружения на голове, в которые были скрыты все волосы.
Вилли так засмотрелся на людей, что даже не заметил, как близко они подошли, так близко, что он отчетливо услышал:
- Ну Георг, это хорошая идея! Давай!
Парень, которого тот с ракушкой на голове назвал Георгом, остановился и посмотрел на него:
- А кто петь будет?
- Нуу… найдем, устроим кастинг!
Какие странные слова, – подумал Вилли, – вроде каждое слово слышу, но все непонятно.
- Мы же так классно играем!
- Но нам же еще не хватает… – следующее слово Вилли не мог не то, что запомнить, разобрать.
- Мда… – задумчиво посмотрел парень с ракушкой в море, и Вилли отшатнулся – ему показалось, что парень посмотрел прямо на него.
Он осторожно, как медуза, сполз по камню вниз, чтобы не всколыхнуть воду, не сводя испуганных глаз с парня. Луна вышла из-за облаков и осветила берег, полоснув тонкой струйкой по лицу человека, и Вилли отчетливо увидел красивые темные глаза, с мягкими длинными ресницами. Лунный блеск отразился в глазах юноши, и в этот момент Вилли показалось, что он ничего прекраснее и притягательнее доселе не видел. Он смотрел в упор в эти глаза и не мог оторвать взгляда. Казалось, эти темные, как дно глубокой морской пещеры, глаза вцепились в принца и не отпускали. Ужас, страх и восхищение одновременно охватили Вилли, и он с головой погрузился в воду.
- Том, ну ты чего замолчал? – спросил Георг.
Том встряхнул головой:
- Ты видел?
- Что?
- Там… там кто-то есть…
Георг подошел к другу и тоже посмотрел в море – оно было тихо и спокойно, как часто бывает перед бурей.
- Да показалось… Кто так поздно тут может быть?
- Нет, я четко видел, что там за тем большим камнем, кто-то смотрел на нас…
Георг испуганно посмотрел за камень, потом на друга и сказал:
- Пошли-ка отсюда…
- Я отчетливо чувствовал на себе чей-то взгляд…
- Том, – Георг серьезно посмотрел на друга.
- Да точно же!
Георг покачал головой:
- Пошли. Хорошо, что мы завтра улетаем отсюда…
- Жаль…. что мы улетаем отсюда… – услышал сквозь водную гладь Вилли шепот парня.
Том еще долго оглядывался, пока они совсем не скрылись в темноте.
Вилли все это время лежал в воде, боясь шелохнуться и почти не дышал. Сердце его от страха стучало так, как если бы тысячи мальков проплыли стаей мимо.
«Чуть не попался!» – выдохнул он, когда увидел, что в полной безопасности. – Надо спешить домой, а то попадет мне».

***
Через неделю будет день рождения Эми… Вилли ждал этого события не меньше сестры. Именно в этот день принц мог беспрепятственно проплыть к поверхности, незамеченным никем. От волнения он забыл общение, которое год назад дал отцу.
Он уже много узнал от Оаннеса и теперь знал больше слов и имел представление о многих вещах на земле.
В этот раз он поплыл один. Небо было сплошь золотое, а облака – ах, у него просто не было слов описать, как они красивы и причудливы! Красные и фиолетовые, они плыли по небу так плавно и величаво, но быстрее неслись они к солнцу, точно длинная белая вуаль, стая диких лебедей – большие красивые птицы с широкими крыльями, с которыми часто сравнивал свою возлюбленную Оаннес.

Вилли тоже захотелось к солнцу, и он поплыл в сторону алого заката, но огненный шар погрузился в воду, и розовый отсвет на море и облаках погас. А интересно, те люди, Том и Георг, подлетают к солнцу? – Вилли вздохнул и посмотрел на свои руки, потом на плавники и скатился с того самого камня, на котором теперь всегда любил сидеть. Он кувыркался, переворачивался в ласковой воде и думал, что плавать куда приятнее.

И вот настал день совершеннолетия Эми. Она была смелее остальных сестер и проплыла в широкую реку, которая впадала в море. Вилли не замедлил поплыть за нею. Конечно, сестра заметила его, но ничего не сказав, потянула его за руку, и они поплыли вместе, молча поглядывая друг на друга и улыбаясь.

Они увидела там зеленые холмы с виноградниками, а из чащи чудесного изумрудного леса выглядывали макушки дворцов и усадеб. Вилли услышал, как поют птицы, а солнце пригревало так сильно, что им не раз приходилось нырять в воду, чтобы остудить пылающие лица.
В бухте им попалась целая стая маленьких человеческих детей, они бегали нагишом и плескались в воде. Они напоминали стаю мальков, резвящихся в лучах солнца, проникающих глубоко на дно.
Вилли захотелось поиграть с ними, но они испугались морских чудовищ и убежали, а вместо них явился какой-то черный зверек – «собака» – пояснил Вилли испуганной сестре, ей ведь еще ни разу не доводилось видеть собаку, в отличие от Вилли, который уже довольно смело подплывал к берегу. Собака залаял на них так страшно, что незваные гости перепугались и уплыли назад в море.
Вилли и Эми поражались чудесному лесу, зеленым холмам и прелестным детям, которые умеют плавать, хоть и у них и нет рыбьего хвоста.
Сестра держалась в открытом море и считала, что там-то и было лучше всего: море видно вокруг на много-много миль, небо над головой как огромный стеклянный купол. Видели они и корабли, только совсем издалека, и выглядели они совсем как чайки, а еще в море кувыркались резвые дельфины и киты пускали из ноздрей воду, так что казалось, будто вокруг били сотни фонтанов.

***
Вилли все не смог заснуть и поплыл к Густаву, с которым делился секретами чаще, чем с Шерманом.
Густав спал в своей раковине на животе, свесив хвост набок и похрапывал, отчего мелкие пузырьки равномерно понимались тонкой грядой вверх. Золотистые кудрявые волосы закрывали часть лица и оттеняли нежный цвет кожи, руки Густ любил раскидывать в стороны, а голову полусвесив на край ложа. Вилли улыбнулся - так трогательно совсем по-детски выглядел его друг. Будить не хотелось, но и поговорить с кем-то очень надо было.
Он осторожно тронул друга за плечо и потрепал. Густав булькнул что-то и сонно посмотрел на принца и снова уронил голову. Вилли вздохнул и собрался было уплыть, как его руку кто-то схватил. Он обернулся – Густав сидел в своей ракушке, словно и не спал. Реакция на «изображение» принца была сильнее сна. Он был предан ему и как друг, и как подданный.
– Не спится?
Вилли виновато кивнул.
– Ну садись, поговорим, – Густав хлопнул рядом, и Вилли плавно подплыл к нему и устроился рядом.
– Что тебе не дает покоя?
– …люди…
Густав удивленно посмотрел на друга.
– Они ничего не знают о нас… – задумчиво произнес Вилли.
– Ну дак и мы о них не знаем!
– Нет… они думают о нас НЕ ТАК…
– Как это не так?
Вилли помолчав, спросил, будто не услышал его вопроса:
– А ты знаешь, кто такой Бог?
Густ непонимающе покачал головой.
– Вилли, ты какой-то странный сегодня. Что случилось? – он заботливо посмотрел на друга.
– Густи, расскажи о своем подъеме… – принца просил, как будто обратился к бабушке с просьбой рассказать сказку на ночь. Густ улыбнулся, устроился поудобнее и начал рассказывать.

Когда пришла очередь Густав, была зима. Его день рождения был зимой, и поэтому он увидела то, чего не удалось увидеть другим. У большинства обитателей царства Рея дни рождения были летом, весной или ранней осенью. Густ был исключением, к которым относилось то небольшое количество русалок и водяных, роившихся в месяцы белых льдов.
«Море было совсем зеленое, – рассказывал Густав прикорнувшему на его плече другу, – повсюду плавали огромные ледяные горы, каждая ни дать ни взять жемчужина, только куда выше любой башни придворных Фридерика. Они были самого причудливого вида и сверкали, словно алмазы».
Густав тогда уселся на самую большую из них, ветер развевал его длинные золотистые кудри, а замечавшие его моряки испуганно обходили это место подальше. Но Густав не обращал на них внимания – он наслаждался полученной, разрешенной свободой.
– Ты сидел на этой горе весь день? – удивленно поднял голову Вилли.
– Нет, – улыбнулся Густав, – холодно было. Особенно когда к вечеру небо заволоклось тучами, потом засверкали молнии, загремел гром.
Густ хорошо помнит, как тогда испугался от того, что почерневшее море вздымало ввысь огромные ледяные глыбы, озаряемые вспышками молний, а он чуть не оказался прижатым между этими холодными горами.
Он видел, как люди на кораблях поспешно убирали паруса, и чувствовал, что от них исходил страх и ужас, которые заполоняли всё вокруг. Ему стало даже не по себе от того, что люди так суетились.
– Они тебя видели? Они тебя испугались?
– Скорее испугались молний и… мне показалось, что испугались волн…
– Даа… – сам себе сказал Вилли.
– А поплыл спокойно на своей ледяной горе и смотрел, как молнии синими зигзагами ударяют в море. Мне это понравилось, и еще понравилось, – Густав вдруг посмотрел на друга, как будто его только что осенило, – я только сейчас об этом подумал и только сейчас понял…
Вилли удивленно посмотрел на него.
–…что мне это нравится…что они боятся… Я хотел, чтобы волны поглотили их…
Вилли смотрел широко раскрытыми глазами на недавно спавшего, как маленький ребенок и смешно выпускавшего пузырьки друга и не верил тому, что слышал.
– Я хотел, чтобы черные волны накрыли их, и они бы исчезли…
– Почему? – прошептал принц.
– … потому что они … портили ту прекрасную картину, которой я хотел насладиться… где я был один…
Вилли молчал, не отводя глаз от Густава. Который вдруг наткнулся на взгляд друга и смущенно и одновременно испуганно опустил глаза.
– Вилли…
– Нет, только не это, Густ… – прошептал принц, – только не ты…
Густ отвел глаза… Он часто видел в снах того человека… тот ужас, который застыл в его глазах…кого он медленно погрузил в воду, ухватив его лицо ладонями и с любопытством наблюдая, как тот, словно рыба на поверхности, глотая ртом пустой воздух, барахтаясь руками, что-то пытался ему сказать, и как булькая затих в его руках и медленно опустился на дно… Густав не понимал, что он делал, он был словно во сне, как это бывало после журчащих, кипящих и веселящих зелий вилы Голотурии, которая на пирах была главным человеком и у которой иногда бывал в гостях сам Рей-Фридерик.
Густав потом, когда очнулся от наваждения, нырнул за человеком, но не мог найти – прожорливые морские лисицы из рода акул тут же утащили бездыханное тело.
Вилли мрачно посмотрел на замолчавшего после страшного признания друга и ничего не мог сказать. Прав был Оаннес – это разные миры, не понимавшие, не желавшие понимать друг друга.
Он вспомнил, как часто по вечерам, обнявшись, всплывали его сестры на поверхность. У всех были дивные голоса, как ни у кого из всех обитателей, и когда собиралась буря, грозившая гибелью кораблям, они плыли перед кораблями и пели так сладко, о том, как хорошо на морском дне, уговаривали моряков без боязни спуститься вниз. И Вилли не понимал тогда, сам зачарованный пением сестер, что люди не могли разобрать слов, что им казалось, это просто шумит буря, да и не довелось бы им увидеть на дне никаких чудес – когда корабль тонул, люди захлебывались и попадали во дворец морского владыки уже мертвыми.
Только после признания Густава, которое так неожиданно и для него самого вырвалось в эту ночь, Вилли осознал слова Оаннеса: вы губите людей. Вот почему те люди на берегу так агрессивно плыли им навстречу и что-то зловеще кричали. Ему захотелось заплакать, да только принцам не пристало плакать, и от этого ему было еще горше.
– Скоро и мне будет восемнадцать и мне придется подняться… - проговорил он, глядя перед собой. – Но я знаю, что очень полюблю и тот мир, и людей, которые там живут!
Густав грустно посмотрел на него и провел рукой по волосам друга.
(продолжение следует)

Да Анют, существуют. Живут. Кстати Тоша как раз тоже об этом рассказывает.
Продолжим рассказ. 

Корабль. Они видели раньше такое. Это огромная ракушка симметричной формы, на которой сидело множество людей. Это способ передвижения людей по морю. Ну конечно, у них же нет плавников и сильных хвостов, – усмехнулся Вилли, – зато есть крылья…
Друзья не сговариваясь, ринулись за тенью, предвкушая новые приключения.
Корабль остановился недалеко от берега и со звоном что-то начало стремительно падать от него вниз. Густав еле успел отскочить, как толстый канат закачался от тяжести сброшенного якоря, от которого сразу же покатились волны.
Парни сразу же ринулись к железному трезубцу, который был привязан к кораблю. Подводная пыль еще не рассеялась, а Шерман уже оседлал верхом один конец «трезубца» и размахивал длинными водорослями, что-то громко и весело крича. Но тут же он вскрикнул и как стрела выпрямился – острый конец трезубца больно впился в заднюю часть хвоста Шермана, и Вилли с Густавом снова начали переворачиваться от смеха.
– А давайте, поднимемся и посмотрим, чего это они остановились?
Шерман и Густав переглянулись: узнай об этом кто, а хуже того, царь, им не сдобровать. Во всяком случае до дня рождения Вилли точно никуда не пустят дальше границ королевского дворца.
Родители Шермана и Густава уважаемые придворные очень блюли свой родовой статус и были преданы своему владыке, что могли бы даже своими сыновьями пожертвовать ради него. А если гнев Рея вызвали их сыновья, то они не смилостивятся ни за что.
- Ну мы же тихо и незаметно! – Глаза Вилли сверкали тем озорным огоньком, которому они никогда не могли противиться – их друг-принц был заразительным во всем, что бы он ни делал.
***
Том Каулитц, семнадцатилетний юноша, недавно закончивший экстерном престижный колледж, приезжал сюда каждое лето со своим другом Георгом Листингом, двадцатилетним русоволосым парнем, другом детства, с которым мечтал создать группу. Они даже и продюсера нашли, но было одно «но» – ни у Тома, ни у Георга, ни у продюсера денег на воплощение их общей мечты не было. Они не были людьми бедными, но и не сказать, что большого достатка. Во всяком случае обеспечить приятные каникулы вот так в круизе и отдыхе на далеком побережье они могли себе позволить.
Место отдыха выбирал всегда Том. Прошлой зимой на рождественские каникулы они были в Альпах, испробовали лыжи впервые, но Том ждал лета с нетерпением. Прошлым летом, когда они были на этом побережье впервые, он почувствовал, что его тянет к этим местам. Не понимал, чем это место привлекло, но он отметил для себя, что здесь тихо и очень наталкивает на романтический, он бы даже сказал поэтический настрой. Он видел, что и Георг чувствовал здесь какой-то творческий прилив и предлагал новые идеи, отрабатывал новые аккорды, а у Дэвида – продюсера без денег, но с кучей идей – рождались многочисленные планы привлечения пока еще несуществующих спонсоров и подписания пока еще не состоявшихся контрактов. Поэтому когда Том предложил снова приехать сюда, никто не был против.
Родители Тома и Георга работали в одной фирме и парни были знакомы с детства. С Дэвидом они познакомились три года назад на одной вечеринке, где тусовалась элита Гамбурга. Оказалось, что и Йост попал на этот званый вечер совершенно случайно, как и парни, которые пришли по пригласительным родителей, бывших тогда в отъезде. «Судьба» – улыбнулся Том, и три молодых человека активно начали мечтать о своем проекте, тем более, что мечты совпадали почти на сто процентов.
Поехать в круиз и в Альпы предложил Дэвид, он считал, что именно в таких местах и водятся толстосумы, которые могут помочь раскрутиться молодым безденежным талантам. Но пока эти толстосумы, видимо, избегали жаждущую троицу и никак не хотела встречаться с парнями. Но они не теряли надежды. Оптимизм Тома, спокойствие Георга и практичность Дэвида не давала падать духом.
На этом корабле, с банально-поэтичным названием «Алые паруса», Дэвид приглядел двух растолстевших и скучающих продюсеров, информацию о которых он получил от своих друзей по шоу-бизнесу в Гамбурге. Им пришлось раскошелиться на билеты в каюте люкс и спецобслуживании. Теперь Йост, когда-то известный музыкант-гитарист теперь уже забытой рок-группы, крутился возле богатенького мистера Хоффмана и его партнера по бизнесу, как неграмотная, но очень упорная девица, активно ищущая миллионера, за которого бы хотела выйти замуж, украсив его одинокие миллионерские вечера и помочь тратить миллионерские деньги.
Если бы Дэвид не понимал, каких ребят он отхватил, он бы давно плюнул на эту свою затею и проводил бы ленивые, скучные, серые вечера в постоянных тусовках бывших музыкантов – без гроша бы он все равно не остался, тем более, что заботиться ему было не о ком.
За эти три года Том и Георг стали ему как родные, и он чувствовал, что в обществе веселых и оптимистичных парней он молодел и хотел творить.
Он видел, как хорошо парни играют и насколько дополняют друг друга в игре, как увлеченно, почти в экстазе исполняют свои мелодии. Постоянные поиски ходячего кошелька пока не давали возможности сосредоточиться и переложить эти мелодии в песни. А песни бы получились неплохие. Но это для Дэвида было уже делом третьим, так как и солиста-то они пока не нашли. Всё будет потом, после удачного контракта, который Йост каждый раз чувствовал, что вот-вот и. Но этот «вот-вот» раз всё не наступал.
Том и Георг стояли на носу корабля и смотрели в синюю даль.
– Как думаешь, получится на этот раз у Дэвида?
– Не знаю… но кажется, что они заинтересовались им… даже пригласили на коктейль, – усмехнулся Георг.
– А наш продюсер не промах – сразу быка за рога: хотите легко и быстро прославиться и пополнить свой капитал? – манерно произнес Том, изображая Йоста, и прошелся перед другом многозначительно подмигнув ему. Георг расхохотался. Том тут же согнулся от смеха.
– И ничего смешного, – строгий голос заставил их обернуться. – тем более, что они…
Парни посмотрели на Дэвида выжидательно.
– Ну?
– тем более, что они… – уже копируя Тома, Дэвид прошелся уже перед парой любопытных глаз и остановился перед ними вполоборота.
– Они?
– Они… согласились! – крикнул Йост и подпрыгнул на месте. Тут же с криками подскочили два друга и подняли мужчину на руки и начали качать.